О революционном эротизме шедевра Ирине Аллегровой мы рассуждали здесь, но не она одна формировала культурный слепок нашей эпохи.

Валерий Леонтьев создал личный замкнутый мир.

Отсылка к Булгакову придает поп-хиту антураж интеллектуальной Фронды. Уже скоро - Перестройка, glasnost, крах империи. А пока можно поймать момент волнующего затишья перед грозой: погрузиться в мир чувств на затерянном острове, где шепот таинственного сердцееда транслирует поэзию эскапизма с налетом мистики.

Сакральное пространство Валерия Леонтьева - это создаваемая им сладостная иллюзия. Все эти тексты об экзотических местах, недоступных обывателю, канатные плясуны, ловцы жемчуга, "одинокий бродяга любви Казанова", Блаженный Августин - средневековый богослов и философ, превращенный в героя советского экрана в смешном балахоне... В этих песнях балом правят роковые страсти, разворачиваются странные события. Как правило, за границей, в каких-то знойных широтах, куда ни за какие коврижки не доплыть, не доковылять слушателю, обремененному работой, жилплощадью, детьми, гастрономом, шестью сотками.

Иллюзия - в ней живет сам Валерий Леонтьев. Он делает Шоу, не оглядываясь ни на кого. О чем он думает, чего он хочет, что его волнует? Никто не знает. Но не любить советского Майкла Джексона, навек заточенного в вакуумной барокамере собственных представлений о прекрасном, решительно невозможно.