О революционном эротизме шедевра Ирине Аллегровой мы рассуждали здесь, но не она одна формировала культурный слепок нашей эпохи.

Валерий Леонтьев создал личный замкнутый мир. Герметичную вселенную, населенную причудливыми порождениями его артистических фантазий. Никто не будет спорить: это почерк большого художника уровня Босха и Брейгеля. До него не доносятся звуки Большой земли, он как остров в океане - огромный, недоступный, одинокий.

Отсылка к Булгакову придает поп-хиту антураж интеллектуальной Фронды. Уже скоро - Перестройка, glasnost, крах империи. А пока можно поймать момент волнующего затишья перед грозой: погрузиться в мир чувств на затерянном острове, где шепот таинственного сердцееда транслирует поэзию эскапизма с налетом мистики.

Сакральное пространство Валерия Леонтьева - это создаваемая им сладостная иллюзия. Все эти тексты об экзотических местах, недоступных обывателю, канатные плясуны, ловцы жемчуга, "одинокий бродяга любви Казанова", Блаженный Августин - средневековый богослов и философ, превращенный в героя советского экрана в смешном балахоне... В этих песнях балом правят роковые страсти, разворачиваются странные события. Как правило, за границей, в каких-то знойных широтах, куда ни за какие коврижки не доплыть, не доковылять слушателю, обремененному работой, жилплощадью, детьми, гастрономом, шестью сотками.

Иллюзия - в ней живет сам Валерий Леонтьев. Он делает Шоу, не оглядываясь ни на кого. О чем он думает, чего он хочет, что его волнует? Никто не знает. Но не любить советского Майкла Джексона, навек заточенного в вакуумной барокамере собственных представлений о прекрасном, решительно невозможно.