В СССР не была секса, блуда, разврата и внебрачных связей. Эти постулаты сейчас распространены, пожалуй, даже шире, чем во времена самого СССР. Их транслирует каждый встречный и поперечный, а, если имеешь что возразить, возмущенно закатывает глаза и выдает главный аргумент – вас там не стояло тебя тогда еще не сделали/ты этого помнить не можешь.
Мне странно представить ребенка, который не помнит себя лет с трех-четырех (столько мне было как раз в 1982 году). Ну ладно, можем даже предположить, что наукой доказано – до шести лет в детской голове воспоминаний не существует, и “роковой рубеж” это 1985-1986 года. Тут же прилетает вообще гениальный ответ – это уже был не СССР, а страна, которую всеми силами поганил госдеп. За короткий исторический период он умел разрушить все доброе, чистое, светлое, которое годами прививалось и насаждалось.
Поэтому сегодня будем не о воспоминаниях о кухонных разговорах, во время которых приходящие тетеньки истерили потому, что “козел” завел роман на стороне, и вот она “эту бляць” уделает непременно, так как нажалуется на нее в профком, райком, горком и выше, сделает невыездной обязательно да и вообще пасть порвет моргалы выколет.
Не будем вспоминать о беременностях в школе (ЧП, но случались), об анекдотах тех времен (весьма похабных).Все это было тогда, но, сейчас, оказывается, не было. Бог с ним.
Давайте поговорим о литературе.
Детский/подростковый рассказ, или повесть. “Исанка”. Вересаев.
У меня он был в чудесном сборнике “Конь с розовой гривой”. Эта книга оказалась кладезем зарисовок о той самой, истиной советской жизни и, как это ни странно, об отношениях мужчины и женщины в те времена.
..Ну, слушай, Исанка, ведь это же смешно! Тебе не двенадцать лет. Ты согласна быть моей женой. Если бы наше материальное положение было другое, мы бы уж поженились. А ведь ты медичка, уж по этому одному, я надеюсь, ты знаешь... что любовь... что это не одни только... поцелуи. И как же ты думаешь? Ты станешь моею женою, а я все не буду иметь права ласкать тебя, где захочу... раздевать...
… Разделась, легла спать. Но мешал плач грудного ребенка за дощатой перегородкой. Таня баюкала его, ходила с ним по комнате. Успокоился наконец.
Но скоро пришел Стенька Верхотин с двумя товарищами. Они пили чай и яростно спорили о троцкизме и оппозиции. Сквозь щели перегородки лез мутный запах дешевого табаку. Иногда начинал плакать ребенок, и голос Тани баюкал его. До двух часов ночи тянулись споры. Исанка представляла себе: табачный дым столбом, они, "деятели", спорят о важных вещах, измученная Таня старается заснуть средь табачного дыма и криков. И с ненавистью Исанка прислушивалась к добродушному голосу Стеньки и вспоминала сегодняшнее каменное лицо Борьки. И недоброе чувство шевелилось к вековечным господам -- мужчинам.
В три часа, когда уже ушли ребята, Исанка слышала, как Таня стучала кулаком по столу и истерически кричала:
-- Все, все по-прежнему! Ни на волос ничего не изменилось! "Жана"? Что на нее смотреть? "Наплявать!" Не хочу с тобою жить, ухожу, и девай своего ребенка, куда знаешь! У меня своя работа есть, ничуть не менее важная, чем твоя!
Слышался виноватый, уговаривающий голос Стеньки. В четыре же часа Стенька раздраженно спрашивал: -- Что ж, мне его прикажешь грудью кормить? Так у меня в грудях нету молока!
И мой любимейший отрывок:
-- Боря! Этого больше не будет никогда. Помни, мы дали слово. -- Ну, слово!..-- Он подошел сзади, губами припал к ее шее и попытался положить руки на грудь. Исанка решительно встала и отошла к стене. Борька сел к столу, огорченно положил голову на руку.
-- Боря, вспомни, что мы вчера говорили.
-- Э!-- Он нетерпеливо махнул рукою.-- Ерунду мы вчера говорили. Как это возможно! Вчера, как расстались, я все время думал о тебе, вспоминал, как ты меня поцеловала... Это выше всяких клятв. Я не могу. Как лавина какая,-- накатилось и несет с собою. Сходиться друзьями... Да это издевательство! Вся мысль только о том, чтоб иметь тебя всю. Какая мука!
Он схватился за голову и наклонился над столом. Исанка подошла к нему близко, положила руку на плечо и, прикусив губу, заглянула ему в глаза серьезным, пристальным взглядом.
-- Боря, ну, тогда... будем жить, как муж и жена.
Он усмехнулся.
-- Как Стенька Верхотин с Таней? Только предупреждаю: варить кашки и стирать пеленки у меня не будет времени. И я должен быть свободен. Исанка, пойми,-- я не могу наваливать на себя семью, не могу связывать себя. Я чувствую в себе незаурядную умственную силу, я знаю, что буду великим человеком. И потопить себя в пеленках и кашках -- ни за что!
-- А я одна тонуть в пеленках и кашках не хочу.
Замолчали. Исанка продолжала пристально смотреть ему в глаза.
-- Как же тогда быть?
-- Ну, давай жить по-настоящему... Только, чтоб не было последствий.
-- Это,-- аборт, если что?
-- Ну, что ж поделаешь!
Она опустила руку с его плеча и с отвращением повела плечами.
-- Н-ни за что! Убить своего ребенка!.. И потом. Вижу я кругом девчат. Как возятся с последствиями, как месяцами ходят к докторам, как синеют у них носы... Вам-то до этого нет дела.
Борька раздраженно сказал: -- Черт знает что получается! Трогательная картинка из дореволюционного быта: она -- небесно чистая девушка; он, пока что, шляется по проституткам и, наконец, лет эдак через семь-восемь, с полузалеченными венерическими болезнями, срывает ее перезрелую чистоту... Ты какая-то совершенно ископаемая... Кто сейчас на все это смотрит так сложно?
Чудесно, не правда ли? Высокоморальный советский гражданин, чувствующий в себе умственную силу…И ведь не придуман он был. Граждан таких в те времена гуляло – как собак не резаных. В жизни, не в литературе.
Прекрасная советская семья, в которой ребенок мешает “общественнику”.
Я помню свое детское еще возмущение – и Борькой этим премерзким, и Стенькой Верхотиным. И это возмущение прекрасно перекликалось с истериками, которые иногда случались с мамиными гостьями.
И совсем оно не вяжется с тем образом рыцарей без страха и упрека, который сейчас впаривают на каждом углу, рассказывая об отсутствии безотцовщины и алиментщиков, о мужчинах, которые до свадьбы – ни-ни, опасаясь оскорбить свою избранницу, о верных-преверных мужьях, стойко отбивающихся от совратительниц и физической невинности как величайшей ценности.
Предвосхищая вопросы – да, я не люблю СССР. И еще больше – кусочки мааааленькой лжи, которая потом образует одну большую. Романтииическую…
Не понимаю, зачем. Правда жизни – она всегда вылезает. В таких вот мелочах. В книгах. В фотографиях. В рассказах “под рюмочку” – ведь еще не вымерли все люди, жившие в те времена
ЗЫ. А повесть – прекрасная.
ЗЫ.ЗЫ. к чему я все вообще начала... Не заметили, что при любых социальных пертурбациях первое, что летит в тартарары – это как раз та самая пресловутая мораль и нравственность? И один из девизов революции – свободная любовь?
Свежие комментарии