... Я размахнулся и ударил Задорова по щеке. Ударил сильно, он не удержался на ногах и повалился на печку. Я ударил второй раз, схватил его за шиворот, приподнял и ударил третий раз.
Я вдруг увидел, что он страшно испугался. Бледный, с трясущиммися руками, он поспешил надеть фуражку, потом снял ее и снова надел.
— Простите, Антон Семенович…
Мой гнев был настолько дик и неумерен, что я чувствовал: скажи кто-нибудь слово против меня — я брошусь на всех, буду стремиться к убийству, к уничтожению этой своры бандитов. У меня в руках очутилась железная кочерга. Все пять воспитанников молча стояли у своих кроватей, Бурун что-то спешил поправить в костюме.
Я обернулся к ним и постучал кочергой по спинке кровати:
— Или всем немедленно отправляться в лес, на работу, или убираться из колонии к чертовой матери!
И вышел из спальни.
Пройдя к сараю, в котором находились наши инструменты, я взял топор и хмуро посматривал, как воспитанники разбирали топоры и пилы. У меня мелькнула мысль, что лучше в этот день не рубить лес — не давать воспитанникам топоров в руки, но было уже поздно: они получили все, что им полагалось. все равно. Я был готов на все, я решил, что даром свою жизнь не отдам. У меня в кармане был еще и револьвер..."
Вот такой была педагогическая поэма в те страшные послереволюционные года, когда стаи одичавших, оборванных, нищих и озлобленных подростков и детей наводняли вокзалы и подвалы больших городов. Лишенные родителей, детства и всех привилегий, присущих ему, злобные, как волчата, они наводили ужас на обывателей.
Надо было что-то делать. Советская власть срочно стала организовывать детские дома для морально-дефективных детей, куда свозили беспризорников. Да, таково тогда было официальное название подобных учреждений.
Во главе одного из таких встал педагог Макаренко. Учитель сразу сказал своим воспитанникам: «Вы здесь хозяева. Нет кроватей — сделайте для себя кровати, нет столов — сделайте столы, стулья, побелите стены, вставьте стекла, почините двери».
Хозяйство колонии быстро стало образцовым. Воспитатели и их воспитанники обрабатывали 40 десятин земли, фруктовый сад, выращивали свиней. Фруктовые сады, роскошные клумбы, сытная еда... достаток. Этот мир был очень непохож на то, что творилось вокруг.
И ответка не заставила себя долго ждать.
Главная женщина-педагог той эпохи Надежда Константиновна Крупская, занимавшая высокий пост в наркомпросе писала: «Нужно объявить решительную войну появляющимся пережиткам старого: системе наград, отметок, похвал, наказаний и поощрений. Может быть, с точки зрения материального обогащения колонии все это и полезное дело, но советская педагогическая наука не может в числе факторов педагогического влияния рассматривать производство».
Макаренко был уволен с должности заведующего колонией имени М. Горького. И еще радовался, что не посадили… Заступился Горький, с которым Макаренко познакомился и подружился, когда писатель навещал колонию своего имени. Удалось воспользоваться неразберихой: детдома для несовершеннолетних нарушителей относились к ведению наркомпроса, а колонии — ОГПУ.
Горький, воспользовавшись своими связями, устроил Макаренко заведующим большой колонией под Харьковом. Антон Семенович ещё успел перевести туда 160 «горьковцев», сделавшихся вскоре основой нового коллектива.
Колония вскоре была преобразована в коммуну. Коммунары делились на отряды, причем в роли командиров по очереди бывали все. К этому так привыкли, что 16-летние подростки беспрекословно подчинялись 8-летнему командиру. Здесь ребята работали уже на производстве - днлали первые в России портативные любительские фотоаппараты «ФЭД», что расшифровывалось как Феликс Эдмундович Дзержинский. За образец была взята немецкая «Лейка».
С тех пор осталась легенда. Как-то раз немецкая делегация приехала в коммуну. У одного из посетителей коммунары заприметили «Лейку» нового образца. Бывшим карманникам ничего не стоило незаметно похитить у иностранца имущество. Пока делегация осматривала завод, фотоаппарат быстро разобрали, сняли чертежи конструкции, собрали обратно и… отдали владельцу: не вы ли потеряли?
Так появился усовершенствованный «ФЭД».
Ребята немало зарабатывали, часть денег шла им на сберкнижку, часть - на содержание коммуны, остальное зарплата. И это зарплата была весьма достойной, значительно больше, чем у простых рабочих.
Но счастье длилось недолго. НКВД, к ведомству которого теперь относилась коммуна, забрал выгодное предприятие себе, распорядившись перевести коммунаров в положение наемных рабочих со стандартной зарплатой. Это перечеркивало всю воспитательную систему, и Макаренко осмелился протестовать: «Мы же здесь не фотоаппараты делаем, а людей!»
Тогда Антона Семеновича сняли с должности заведующего коммуной и перевели на должность помощника по педагогической части. Тучи снова стали сгущаться над его головой: появились доносы. Дело дошло до инфаркта. Но тут опять вмешался Горький, правда, на этот раз уже не так удачно: Макаренко перевели в Киев, на чисто бюрократическую должность — помощника начальника отдела трудовых колоний в НКВД Украины.
Так разлучили лучшего педагога той эпохи с теми, кому он на самом деле мог помочь и помогал, с трудными подростками.
Макаренко, спасаясь от тоски бюрократической работы, ушёл в писательство. Он умер очень рано - в 51 год. От разрыва сердца.
13 марта исполнилось 130 лет со дня рождения великого советского педагога.
Свежие комментарии