Мне шестьдесят три года и я ненавижу своего мужа.
Смешно, правда? Вот напиши я – «мне двадцать пять, и я ненавижу своего мужа» - и это выглядело бы серьезно. Нет, не просто серьезно – это выглядело бы трагически! Повод кинуться ко мне, утешать, объяснять, что жизнь еще только начинается, что она бывает- ах!
В сущности, так оно и есть – мир действительно вертится вокруг молодости (тоже глупо, если вдуматься – сам-то мир уже давно не молод. Может, поэтому его и тянет к чужой молодости, как уставшего странника – к чужому костерку, погреться около него и зарядиться чужой бодростью?). Все для молодых и ради молодых – одежда, обувь, диеты, кремы, шампуни, косметика. Все для них, юных, беспечных и красивых уже потому, что они молоды, юностью своей красивы. Вы видели где-нибудь показы «Высокой моды для старух»? Ну, ладно, не для старух – для пожилых женщин, переваливших через гребень горы и потихоньку начавших шагать вниз? Разрабатывает кто-нибудь для них косметику, кремы, шампуни? То есть, конечно же, да, разрабатывают, но толку от всего этого – ноль, и я уверена – вся причина в том, что никому это по-настоящему не нужно. Чего ради стараться ради этих теток, которым осталось коптить небо всего ничего? Хороши будут и так, со своими морщинами и потускневшими волосами. Если очень приспичит, пусть сделают подтяжку – одну, две, пятнадцать, и превратятся в живых мумий, на которых нельзя смотреть без содрогания. Есть примеры, есть, не счесть им числа… Мебель, наконец – специальную такую удобную мебель для женщин за шестьдесят, чтобы было куда поставить уставшие ноги, и им было бы удобно, и они перестали бы ныть? Они ведь ноют не от болезни; просто потому, что из них ушла молодость, они слишком много километров успели отшагать по этой грешной земле, и теперь все эти километры, помноженные на перенесенные женщиной за жизнь грузов (начиная со школьных учебников, коляски с младенцем – кто-нибудь подсчитывал, сколько килограммов поднимает молодая мама до тех пор, пока ее драгоценный младенец не начинает сам уверенно ходить ножками? Сумок с продуктами для всей семьи, в том числе и для горячо любимого мужа, мокрых, постиранных пеленок, которые нужно развесить на веревку? Один утюг, зараза – вроде бы и легкий, но если помножить утюгокилограммы на время длиной в жизнь – боюсь, любая женщина побьет рекорд любого тяжеловеса!). А теперь уставшие ноги ноют, и поясница ноет, но никто не озаботился изобретением специальной, комфортной мебели для нас, женщин после шестидесяти – и до самой смерти. Нет, все для молодых. Возможно, это правильно – кто знает? Мы свое уже отжили, и потихоньку становимся ненужным, лишним грузом для тех, кто молод сейчас. Мы скучны, потому что слишком умны. Наш долгий и нелегкий опыт кажется им грубым и неинтересным – ведь у них, умных, красивых, длинноногих, по моде одетых – у них все, все будет по-другому, не так, как у этих глупых теток, не сумевших правильно прожить свою жизнь! Ха-ха. И еще раз ха-ха.
Девочки-девочки, юные и прекрасные, длинноногие, с осиными талиями, в модных рваных джинсиках – смотрите на нас. Смотритесь в нас, как в зеркало, девочки: мы – это вы через несколько десятилетий. Вы подниметесь на свою горку – весело, бегом, с шутками и прибаутками, как в свое время сделали мы, начнете спускаться вниз, и тогда все поймете. Вы поймете, что стоило внимательнее присмотреться к пожилой сослуживице, к соседке по площадке, к родной матери, наконец. Присмотреться – и сделать выводы, и не повторить их ошибок. Но вы этого не сделали – молодость эгоистична и уверена, что она будет длиться вечно и что у нее все получится так, как надо – а через тридцать лет вы точно так же будете потирать ноющую поясницу и с тоской смотреть вслед молодым – не потому с тоской, что захотите вернуть себе этот возраст, ни за что не захотите, стоит только припомнить тонны выстиранного и выглаженного белья, тонны почищенной и порезанной картошки, горы покрошенной капусты, километры прочитанных книг и спетых колыбельных, а главное – груз сказанных и несказанных слов, навеки пригнувший к земле ваши когда-то стройные, гордые плечики. Вы будете смотреть на них с тоской, понимая, что и они повторят ваш путь, и вы ничем не сможете им помочь, вы никак не облегчите их ношу, просто потому, что они вас не захотят услышать, они отмахнутся от вас своими изящными наманикюренными ручками и зацокают каблучками, шагая по дороге на свою собственную Голгофу.
Да, напиши я – мне двадцать пять, и все было бы оправданно. Только молодость имеет право на чувства. Какая любовь, какая ненависть, если тебе шестьдесят три! Очумела? Да тебе в психушку давно пора. Или сидеть на печке, или на завалинке, в телогреечке, с другими такими же полоумными, и вспоминать, как оно было «в наше-то время». А я, понимаешь ли, «ненавижу мужа»! Ты уже давно забыла, что это такое – любить или ненавидеть…
Нет, не забыла. Увы. И душа женщины «за шестьдесят» гораздо лучше разбирается в чувствах, чем душа девчонки двадцати пяти лет. Та еще не понимает, что в первую очередь в ней бушуют гормоны. Они взывают, они кричат – тебе нужен самец, тебе пора спариваться и продолжать род! Извечный крик Природы, хитрой, как сама жизнь. А глупые девчонки принимают этот крик за «чувства», летят, как бабочки на огонь, обжигают крылышки и падают, так и не успев понять, что, собственно, произошло. Только женщина, прожившая почти всю свою жизнь, видевшая многое и многих, в состоянии отличить гормональный зов от зова души.
Жаль, что я не писательница. Я бы так здорово живописала все, что происходит с женщиной на протяжении ее жизни. Глядишь, хоть одну-двух уберегла бы от повторения собственной судьбы. Но я не писательница, а страсти во мне клокочут. И поэтому я решила вести дневник. Пусть его никто не прочитает. Зато я не дам страстям задушить себя, а это уже кое-что. Я выплесну их на бумагу, и, может быть, мне и самой станет немного легче. Посмотрим. Главное – ввязаться в драку, а уж там – как получится.
Сначала я его безумно любила, потом он был мне отвратителен, а теперь – ненавижу. Не знаю, кто это придумал, будто от ненависти до любви один шаг. Если и так, то этот шаг – длиной в вечность и глубиной в бездонную пропасть, и сделать его невозможно. Мы женаты почти двадцать лет. Официально. До этого три года жили в том, что называется нынче гражданским браком. Не знаю, кто придумал такое дурацкое название. Гражданский брак, он и есть гражданский, то есть без венчания в церкви. Просто запись в ЗАГСе. Мы жили, не расписываясь. Так и нужно было жить дальше, а надоело бы – мирно разбежаться, и все на этом. Нет, как же! Любовь! Страсть пламенная! Я еще и венчаться хотела. Прямо умирала, да только муж оказался умнее меня. «Зачем нам это!» - говорил. «Глупости все это!» Хоть тут оказался прав, а я раз в жизни не сумела настоять на своем. Одно утешение.
А теперь я его ненавижу. И эта ненависть клокочет во мне, бурлит и кипит, сочится наружу сквозь тоненькие щелочки. Интересно, откуда они, эти щелочки? Вроде бы я законопатила все в своей душе и сердце. Я страшно боюсь, что эта ненависть однажды прорвется, сорвав крышку, как срывает крышку парового котла избыточный пар, и выплеснется наружу. И тогда я не смогу больше притворяться добропорядочной гражданкой, а предстану всему миру тем, кем и являюсь – сатаной в юбке. Ну, или в брюках, потому что юбки я не ношу. Не люблю.
И тогда я решила вести этот дневник. Я не буду ставить в нем даты, числа и месяцы, это не имеет никакого значения. Какая разница, ненавижу я его пятнадцатого ноября или двадцать седьмого февраля? Значение имеет только одно. Я. Его. Ненавижу.
Я оборачиваюсь назад, пытаясь вспомнить, когда любовь перетекла в безразличие, безразличие – в отвращение, а отвращение – в ненависть? Я вглядываюсь вперед и с ужасом вижу там только одно – годы, заполненные разъедающей мою душу ненавистью.
Начиналось все замечательно. Я встретила его на случайной вечеринке, и все произошло, как в классических романах – «ах, и зарыдали оба!» Ну да, он был женат. Ну и что? Я тоже тогда была замужем. Когда и кому это мешало? Страсть вспыхнула, как костер. Нет, как лесной пожар – огонь гудел и разгорался, захватывая все большее пространство, охватив весь пересохший лес почти мгновенно. Почему пересохший? Потому что к тому времени все в моей душе ссохлось, и казалось, что это навсегда.
Первый мой брак был нелегким, с алкоголиком-мужем, выгонявшим ночью на мороз меня и обеих наших дочек и пропивавшим все, что можно было вынести из дома. Я долго пыталась что-то сделать, потому что мама в свое время постаралась, объяснила мне: женщина без мужа – существо неполноценное, семья – это святое, и ее надо беречь, как зеницу ока, а дети без отца непременно станут преступниками. Вот я и берегла свою драгоценность до тех пор, пока он однажды в приступе белой горячки едва не зарубил всех нас топором. Не помню, как мы тогда унесли ноги – я тащила в охапке всех трех девчонок, а бежала так, словно ставила олимпийский рекорд. Почему трех? Ну, это просто – вообще-то родных детей у меня четверо. Родных – в смысле тех, которых я родила на свет. А воспитываю я пятерых. Пятая – дочь моей сестры, тоже алкоголички, между прочим. Везет мне на них. Я забрала у нее Соню после того, как сестрица пропала куда-то на неделю, заперев девочку в квартире. Хорошо, что я оставила ее соседям номер своего рабочего телефона. Они позвонили мне и сказали, что Соня за стенкой заходится в крике. Я примчалась и обнаружила трехлетнюю Соню без капли еды и воды, завернула ее в одеяло и принесла домой. Так с тех пор она у меня и живет. Сестра вспомнила про ребенка через полгода и притащилась ко мне с вопросом, не знаю ли я, где он. Соня называет меня мамой и о родной своей матери никогда не вспоминает. Тот, первый, муж не раз попрекал меня «обузой», а в пьяном угаре пытался выгнать Соню вон. Выгнал всех.
Я долго мыкалась по углам – не много на этом свете желающих пустить на квартиру одинокую женщину с тремя детьми, но все в конце концов наладилось. Я отличная медсестра, не боюсь никакой работы, работала в две смены, бегала по домам, делая уколы и выполняя врачебные назначения, и в больнице моей меня настолько ценили, что дали квартиру. Денег, конечно, хватало в обрез, и дочерей я видела совсем не часто, но зато жилось нам спокойно. А потом я встретилась с Любовью всей своей жизни, будь оно все неладно. На дне рождения у коллеги.
Ох, какая это была всепоглощающая страсть! Мы не могли оторваться друг от друга, не могли наглядеться друг на друга и казалось, что и наговориться вдоволь мы тоже никогда не сможем. Это теперь я понимаю, что мне просто позарез требовался кто-то, на кого можно переложить хотя бы часть забот и тягот. Ну, и зова плоти тоже никто не отменял – к тому времени мы с мужем жили врозь уже несколько лет, а другого мужчины у меня, понятное дело, не было. Я по рождению и воспитанию католичка, и хотя в церковь не хожу давным-давно, отказаться от вбитых в тебя с детства правил и постулатов очень трудно, почти невозможно.
Ну, а ему была нужна дурочка вроде меня, чтоб любила, не задавая лишних вопросов и ничего не требуя. Жена у него была женщиной умной и самостоятельной, она быстро разобралась, что это за сокровище, и его выставила.
Вот и встретились два одиночества, в точности, как пелось в той старой песне. О, он умел красиво говорить и трепетно ухаживать, этого у него не отнять. И оценивать обстановку тоже. Я попалась на крючок почти мгновенно, и это не удивительно. Миллионы женщин поумнее меня попадались и попадаются на эту приманку, что уж говорить обо мне, одинокой, уставшей и отчаявшейся? В оправдание могу сказать только одно – тогда мне действительно показалось, что этот человек готов подставить мне свое крепкое мужское плечо и будет рад идти по жизни рядом со мной и моими детьми. Более того, он хотел и своих детей тоже, жалуясь мне, что жена слишком занята карьерой и отказывается «выпадать из обоймы» на год, а то и больше. Разве могла я подумать, что эта мудрая женщина, давно раскусившая характер своего мужа, попросту не желала, чтобы ее дети унаследовали его гены.
Дальше все произошло мгновенно. Он развелся сразу – его жена была только рада отряхнуть это прах со своих ног и навсегда вычеркнуть его из своей жизни. Мне пришлось немного посложнее, ибо муж-алкоголик давно исчез с горизонта, но все же я сумела решить эту проблему. И мы помчались в ЗАГС. И началась счастливая, просто-таки райская жизнь, которая закончилась тем, чем закончилась – я ненавижу своего мужа.
За что? Да ни за что. Или за все, с какой стороны посмотреть.Можно подумать, это так легко сформулировать. В нем нет никаких особо отталкивающих качеств – он не алкоголик, он не бьет меня и детей, не пропивает вещи и не водит в дом омерзительных бомжей с ближайшей помойки. Он работает. И деньги зарабатывает довольно приличные, нужно отдать ему должное. Мы быстренько родили еще двоих детей – дочь и сына, и я была счастлива до безумия, пока не прошел угар. Ну как угар? Сначала страсть, потом маленькие дети и все связанные с этим хлопоты, а потом дети подросли, мне стало немного полегче, появилось свободное время, я смогла осмотреться и увидеть Мужчину Своей Жизни почти вплотную. И что увидела? Зануду. Просто невыносимую. Он всегда точно знает, что и, главное, как нужно делать, и не преминет об этом рассказать. В подробностях. Он будет ходить за тобой по кухне и монотонно объяснять, как полагается резать капусту на борщ, упрекать тебя за то, что ты слишком толсто чистишь картошку и морковку и за то, что кубики свеклы в винегрете разной величины. При этом, заметьте, все в теории, на практике это должна применять я. Дети от него выли – трусы в шкафу должны были лежать строго по цвету, тетрадки в ящике – выровненными по краю, карандаши точить полагалось до определенной толщины грифеля, а поставленная не на место книжка приравнилась к смертному греху. Имейте в виду – «не на место» означает не книжный шкаф и не полку. Нет, книжки должны были стоять по раз и навсегда заведенному им порядку, и если он случайно не находил книги между теми двумя, где им полагалось стоять, мог читать нотацию целый вечер.
Он не жалел им денег на кино и сладости, но потом требовал полного и «вразумительного», как это у него называлось, отчета о потраченных средствах, и семилетний пацан должен был подробно пересказывать увиденный фильм, а десятилетняя девочка объяснять, почему она выбрала именно эту, синюю заколку, а не ту, красненькую. В конце концов они перестали брать у него деньги, и я их понимала, потому что тоже отчитывалась за цвет и фасон каждых купленных, извините, трусов и лифчиков.
Ненавижу.
Как-то незаметно к нам перестали приходить друзья, потому что никто не в состоянии выдерживать во время празднования дней рождения монотонные жалобы на неизвестных коллег, которые все делают неправильно и не желают прислушиваться к полезным советам единственного посвященного. Дети, закончив школу, по очереди сбежали из дома, кто куда, лишь бы не подчиняться больше установленным правилам – подъем в 6.45 утра, завтрак в 7.15 (тарелка овсяной каши, сваренной по строгим указаниям, два бутерброда с сыром и чашка чая каждому), выход из дома, возвращение домой, обед, ужин, вечерний душ, отход ко сну – все регламентировалось, протоколировалось, любое отступление от протокола влекло за собой выговор…
Мы остались вдвоем, и я все надеялась, что с возрастом он успокоится. Черта с два. С возрастом (а он старше меня на восемь лет) он совсем сбесился. Вышел на пенсию, подчиненных больше терроризировать не мог, детей тоже и полностью переключился на меня. Нескончаемые указания скрипучим голосом, бесконечные назидания, он мог взять белый носовой платок и начать проверять пыль в самых неожиданных местах. Я психовала, орала, требовала, чтобы он прекратил, но он искренне не понимал, чем я недовольна – ведь «нужно жить правильно!».
Дочери звали меня к себе, говорили – бросай ты его, сколько можно терпеть, а я не знала, как ему сказать. Ведь столько лет вместе, и он не понимает, что жить с ним невозможно. Однажды заикнулась, он ужасно обрадовался, затеял продавать квартиру и переезжать к ним навсегда. Я ужаснулась – еще не хватало снова повесить им на шею это «счастье», как-то уболтала, и мы остались на месте.
Но мне становилось все тяжелее и тяжелее выдерживать его характер, да и здоровье почему-то не прибавлялось. Он требовал ходить в поликлинику вместе с ним, терроризировал там врачей, наша участковая, милая молодая женщина, едва завидев его, с писком выскакивала из кабинета и бежала к заведующей, а я сгорала со стыда.
И выхода не видела. Уехать одной не получится, он потащится следом. Значит, терпеть до самой смерти.
Когда я услышала странные звуки из кухни, выглянула посмотреть, что происходит. Не знаю, как он поперхнулся, не тот он человек, чтобы еда попала не в то горло. Сидел уже багровый, не мог вдохнуть, не мог кашлянуть, увидел меня, протянул руки… Я повернулась и вышла из кухни, и вернулась туда только через полчаса. Да, я вызвала «скорую», но сделать уже ничего было нельзя.
Нет, я ничего не слышала, у меня работал телевизор. Да, это ужасно. Да, я обнаружила его случайно, лежащего на полу, когда вышла попить чаю. Да, я понимаю, что все мы под Богом ходим. Да, я буду держаться. Да, я сейчас же вызову детей, они приедут, чтобы поддержать меня.
Мне шестьдесят четыре года, и я счастлива.
Свежие комментарии