Васька Засухин женского пола боялся… Ну, не то, чтобы сильно и всегда… Когда народа много, например, в сельмаге или на базаре, то ему страшно не было. А вот, не приведи господь, встал бы вопрос, на свидание сбегать, или не к ночи будь упомянуто, вдруг с женщиной наедине остаться, то в энтом случае, даже при одной только такой мысли, сила воли его покидала.
И наотрез отказывалась возвращаться назад в сознание. Ну, не знал Василий как, и главное что, делают с женщинами, когда с ними наедине остаются, а помощи, при этом, ждать неоткуда. Нет, теоретически он, конечно, был знаком с этим вопросом. И даже как-то, засидевшись в деревенском туалете-скворечнике, с удовольствием прочитал книжку: «Женщина – как основная и составляющая функция адюльтера». Книга ему понравилась. Бумага мягкая такая, но содержание до него не дошло! Видно, где-то заблудилось по дороге. И самое главное, даже теоретические знания моментально улетучивались из его головы при одной только мысли о женщинах. А практических занятий на эту тему с ним ещё никто не проводил. К тому же, в его извилинах, заплутавшись, бродили слова умного местного деревенского аксакала. Девяносто трёх летний дед-прадед, раз в неделю слезая кряхтя с печи, шепелявя бормотал: «Бабы, они ведь амёбы неразумные. Им от нас мужиков только одного и надо!» Но чего именно «амёбам неразумным» надо от мужиков, умный дед не уточнял.Вот Вася и терялся в догадках, что же это такое могло бы быть? И все эти дедовы научные изъяснения дополнительно вносили в его организм сумятицу, волнение и дисбаланс. Волнение с дисбалансом усиливались особенно, если он вдруг на дороге, или ещё в каком другом глухом месте, встречал эту самую представительницу иного общественного предназначения. И вот эта Васина неосведомлённость в женском вопросе и отсутствие практических навыков, будучи на выданье, очень опечаливала его престарелых родителей. Они даже ходили к попу с просьбой, чтобы тот на него чем-нибудь побрызгал, или кадилом помахал. Но за свои услуги в сфере обслуживания, представитель бога на земле заломил такую цену, что удрученные родители решили плюнуть и положиться на волю случая.
Василь хлопец-то, вроде, был неплохой. Красавец! 150х90, рыжий, конопатый, культурный. Целое ПТУ успел закончить, и младшим подручным сталевара в городе на заводе целых три дня проработал. То ли Василий в плавках не нашёл себя, то ли завод продали, а вернулся он в свою родную деревню Перездень. А тут, как назло, лето неожиданно наступило. Со всеми своими кукареканьями, блеяньями, коровьими лепёшками и мухами с комарами. И так это всё не вовремя!
А тут ещё одна беда! В деревню утренней лошадью прибыла бывшая местная достопримечательность и гордость деревни Перездени, разведёнка Ева Зельтцерберг. Не то в отпуск, не то отдохнуть, не то насовсем… Нет, в Перездени-то её все помнили, как Дуську Хвостову. Но, уехав год назад в город, она вернулась уже Евой и не со своей фамилией. Злые, завистливые языки, крестясь, утверждали, что там она сначала стала Евдокией, потом сделалась Евой, а уж потом дело дошло и до Зельтцерберг. Девка она была вздорная, как и её внешность. Но каким-то непостижимым образом для всего еврейского содружества, она окрутила до беспамятства товарища Зельтцерберга, физика-теоретика. И так она им крутила, проводя над ним физико-практические опыты с его финансами, что даже добрые и культурные, близкие и дальние Зельтцерберговские родственники, не могли на это спокойно и без слёз взирать. И вот после недели медового месяца, и экспериментов, нарушив идиллию семейного счастья молодых, собрав родственный «сходняк», Зельтцербуржцы надавив своим интеллектом на Евадуську, выперли её из своего благочинного иудейского общества, а заодно и из квартиры. В память об этой незабываемой неделе, она оставила себе навечно новое имя и благозвучную, благородную фамилию. Правда, доставшаяся ей на «халяву» фамилия, ну ни как не хотела дружить и сочетаться с Дуськиной внешностью и интеллектом.
Ева на Ваську сразу же глаз положила! Она может быть с удовольствием ещё на кого-нибудь положила… Но класть было больше не на кого! В Перездени не пенсионного возраста наш герой был всего лишь один. А Васькины родители стали возлагать на Еву Хвостову большие надежды. А вдруг у них случится эдакий карамболь!
*
…Алая заря вздымалась над Перезденью! Было раннее утро, около 11 часов пополудни, когда Василий вместе с петухом, носившим гордое «погоняло» Казанова, потягиваясь, почёсываясь и зевая, вышли в проулок и сели на бревно напротив избы. Приняв позу нога на ногу, лапа на лапу, они стали внимательно обзирать окрестности, клюя при этом семечки. Петух заодно высматривал близгулящую от него курицу. Ему хотелось утреннего секса, но не хотелось далеко бежать. Василию ничего не хотелось.
И вдруг заря померкла в глазах Васи и Казановы! Засухин попытался броситься бежать по пересечённой местности в даль за горизонт, но трусы, в которых он сидел, прилипли к бревну, а ноги отказывались выполнять приказы головного мозга! Петух тоже ошарашенный, закрыл глаза крылом, а несушки закудахтали, обсуждая происходящее. Мимо бревна с Василием и петухом, неспешной, развратно-дефилирующей походкой, раскачивая розовыми бёдрами в лосинах и резиновых сапогах, плыла сама Ева Хвостова-Зельтцерберг… Амплитуда раскачивания её филейной части, доходила до полуметра в каждую сторону. Грудь, немыслимых размеров, была облачена в короткий топик с декольте таких размеров, что оно уже не оставляло места для мужской фантазии. Всё и так было ясно! Так вот, эта грудь-исполин, согласно законам физики, синхронно совершала теже движения, и с той же амплитудой, дополнительно ещё подпрыгивая, что и та часть туловища, которая располагалась ниже радикулита. Зрелище было не для слабых духом и телом мужчин! Петух раскрыв клюв, заворожено всматривался в Евину грудь. В глазах несостоявшегося сталевара читался страх!
- Мужчина! Подвиньтесь, я сяду! - фамильярно, на французский манер гнусавя, обратилась она не то к Василию, не то к петуху. И усевшись между ними, она скабрезно, не спросив разрешения, прижалась к металлургу бедром трепетной лани.
-Мужчина! Угостите даму семечками! Я – Е-э- ва! – с тем же самым прононсом вновь прогнусавила дева-Ева.
Подручный сталевара взопрел… Дисбаланс его организма достиг физиологического максимума, а внутри брюшной полости, что-то забулькало и заклокотало. Оцепенение сковало его суставы,а также всё тело в целом, находящееся в трусах. Он сидел на бревне как вкопанный. Спинка прямая, как будто шест проглотил. Глаза у Василия стали не по центру, и в них застыл нечеловеческий ужас. Рот распахнулся и не хотел возвращаться в исходное положение. Петух, тоже с раскрытым клювом напрочь забыл про свой утренний супружеский долг. Хохлатки были крайне этим недовольны.
-Ну, что, шалун?! Как смотришь на то, чтобы в сумерках, после вечерней дойки, совершить промэнаж по Перездени до ближайшего стога сена?! Мы бы там с тобой погутарили о высоком и светлом, а заодно и побалагурили!. Вижу, вижу, что рад до бесчувствия, мой необъезженный жеребец! Не забудь самогоночки прихватить! Чао! Адью, мой неутомимый мустанг!
И она той же походкой, вызывающей негодование и осуждение трудящихся масс и общественности деревни, удалилась, растворившись в предрассветной дымке…
Шалун, он же по совместительству жеребец и мустанг, продолжал находиться в позе полной недвижимости и остекленения, а также плохо ориентируясь в окружающем его мире. У бывшего подручного сталевара, напрочь эмигрировали из головы предложения, слова, буквы, и даже звуки. Недвижимость, и всё тут!
Приходить в себя первый парень на деревне, он же и последний, стал через несколько часов… Сразу же после дневной дойки. К этому времени петух уже ушёл на обед, да и неотложных дел у него накопилось достаточно. А Василий же осознав кое - как, что он до сих пор сидит на бревне в кирзовых сапогах, трусах и майке, забеспокоившись о своём имидже, иноходью затрусил к своей избе… Он ещё не до конца отошёл от утреннего события и его воспалённый мозг был на грани принятия необдуманных решений.
Приближался час «Х»… Василь метался по избе, как загнанный зверь в клетке! Себя в стоге сена с Евой он не видел. Заданный ещё Чернышевским вопрос: «Что делать?» не находил ответа и в Засухинской голове. И вдруг решение пришло моментально! Он схватил чемодан и стал судорожно в него закидывать свои вещи. Даже кирзовые сапоги тоже туда полетели. Надев на себя то, что попало под руку и перемахнув через изгородь, стал уходить огородами, стремглав пустившись бежать к близлежащему вокзалу. До которого и было-то всего ничего, около 30 вёрст… Перед ним расстилалась необъятная, нечернозёмная зона…И уже успокоившись, через несколько километров он перешёл на спокойный, размеренный галоп…
Д-а-а-а… На свидание сходить, это вам не у мартеновской печи постоять! Свидание – это дело рисковое и опасное! На свиданье можно свободным пойти, а назад женихом уже придти! Ведь неизвестно, чего там, на свидании, от мужиков могут захотеть эти «амёбы неразумные»…
© Copyright: Владимир Гонтарь, 2011
Свидетельство о публикации №21102030799
Свидетельство о публикации №21102030799
Свежие комментарии