Нам не 17 лет, и не 19. И даже не 29. Больше. Когда-то, в семнадцать, я тоже думала: «О чем вообще можно разговаривать с 35-летними?» Жизнь личная должна была заканчиваться где-то после 23–25.

Дальше – уже всё. Воспитание детей, работа и домашнее хозяйство.

Мы встретились в Интернете. Было ли это случайностью?

Может быть. А может, мы всю свою жизнь шли к этой встрече.

Судьба изобретательна. И она подарила мне окошко с письмом на экране. Несколько ничего не значащих закорючек, которые складывались в несколько слов.

Нет, никакого грома с небес не грянуло. Интуиция напрочь молчала, вокруг компьютера, как обычно, бегали менеджеры-начальники-заказчики… И значения особого-то этому окошку на экране я не придала. Просто нечаянно оказалось, что он тоже турист, тоже с самой юности «приболел» походами, горами, кострами, байдарками и прочей совершенно глупой романтикой.

Даже и переписки у нас особо не было. Виртуальный роман мы упустили.

– А пойдем на концерт бардов? – вдруг предложил он.

По телефону у него оказался тихий, мягкий голос. И почему-то очень добрый. Бывают добрые голоса? Странно… Какой-то поток доброты.

– Бардов? Ну… пойдем, – я все еще не могла отделаться от впечатления непривычной мягкости его голоса.

Позже моя подруга, услышав его, выдаст: «Прям эльф». Но тогда Эльфа я еще не знала.

После работы я вышла из офиса и растерялась. Нужно было признать в плотных рядах машин, припаркованных где попало, чуть ли не друг на друге, синюю «шкоду».

Батюшки… Пыльные крыши рядами.

Не заглядывать же в окошки. И где же эта «шкода»? (Вспомнить бы еще, как он выглядит). А кстати, интересно, какой он окажется, сам водитель? Вдруг сейчас как выйдет такой огромный дядя килограмм 120 и двухметрового роста. При моих-то 48 кг. Даже фото прислать не попросила. Вот, балда. Ну да ладно, господи, бардов же просто послушать идем.

И тут у одной машинки открылась дверца и водитель мне приветливо помахал рукой. Хитрый какой. Он-то мою фотографию в интернете видел, хоть примерно мог угадать издали.
– А почему же она серая?
– Кто?
– «Шкода»
– Синяя. Это она притворяется. В пыли замаскировалась.

Мы поехали пробираться сквозь плотные ряды машин. Надо же, какая спортивная оказалась фигура…Удивительно прямая спина. Приятная внешность. И мудрые, добрые глаза. «Подумать только, мой любимый размер», говорил ослик Иа.

На концерт мы так и не попали. То ли его перенесли, то ли мы время перепутали, уж не помню. Мы сидели в кафешке, болтали ни о чем… И тут выяснилось, что у него семья. Он работает в Москве, а они совсем рядышком под Москвой, жена и дочка.

И каждые выходные он там, дома…

Ну, вот те раз. Здрасьте. И зачем же тогда ему эти барды? Ну, нет уж. Хороший конечно человек, легко и здорово общаться. Но чужой. Хватит мне женатых… а также наполовину, на четвертину разведенных, не доведенных, а также их жен… А потом, когда все возвращается на круги своя, на полгода жестокий «отходняк» и пустота…

Нет. Хватит.

В конце концов, существует женская солидарность (пусть даже про нее сочиняют анекдоты).

И я выстроила стену. Внутренний барьер при всем хорошем к нему отношении.

А потом мы опять пытались попасть на какой-то концерт… И не попали… Но это уже было и не важно. А потом почему-то опять сидели в кафешке. Почему? Никакой логики и здравого смысла.

А потом пришла весна с ослепительными ручьями, счастливыми орущими воробьями и горами тающего снега.

Старый лифт в подъезде громыхает железной дверью… Сын у бабушки. Дома у меня никого нет. Мы пьем чай. Он рассматривает мои фотографии. Горы… Кавказ и Тянь-Шань, Карелия и Крым. Ночь. На столе свеча, как маленький костер… Долго-долго смотрит мне в глаза.

Начало первого. Но я отправляю его домой, в ночь.

Все тот же барьер… «Не мой»… Ничего быть не может. И он идет к своей «шкоде».

Почему я оказалась у него в гостях? Ну, конечно же, нашелся какой-то ужасно важный повод. Сейчас я уже и не помню. Но ужасно веская причина. Я-то знала, что ничего у нас не будет и на этот раз.

Он несет кучу вкусностей, а я – цветы. Перепрыгиваем лужи. Рассматриваем оранжевые от заходящего солнышка сосульки. Дома у него чисто и уютно. Ужинаем. На столе цветы и фрукты, совсем стемнело. Мы молчим.
– Зачем тебе это все? – в который раз спрашиваю у него.

Ладошка у него оказалась такой же доброй, как и голос. Он просто кончиками пальцев прикасался к моим пальцам. Наверное, это высшая нежность – просто прикасаться пальцами к ладошке. Бесконечный поток нежности и доброты.

Он взял в две руки мою руку. Ей стало там тепло и уютно.

Почему-то вспомнились рекламные плакаты, где изображаются две руки, заботливо охраняющие какой-нибудь росточек. Я почувствовала себя маленьким росточком.

И почему-то совсем не хотелось оттолкнуть эти ладошки. А потом время остановилось и перестало существовать. Перестали существовать вопросы «зачем». Перестали существовать ответы. Мы растворились в пространстве.

Утром нужно было возвращаться в реальную действительность.

Мы завтракали. Солнечные зайчики пробрались сквозь штору, а я все еще чувствовала себя тем маленьким росточком в бережных руках. Облако нежности так и обволакивало. Я двигалась из кухни в комнату, и оно плыло вместе со мной.

«Бедная моя морская свинья», – вспомнила я. Ведь я совсем не собиралась оставаться здесь. Придется ей сегодня голодать до вечера. Мы ехали на работу все в том же облаке, и оба чувствовали его. А потом я сидела и глупо улыбалась монитору. С трудом пыталась изобразить умное и сосредоточенное лицо.

Шли дни.

«Не привыкать.... не привязываться душой.... Он не мой. Все равно скоро придется очнуться от этого дурмана, и все станет опять на свои места».

Но мы виделись уже почти каждый день. И только в пятницу после работы он уезжал домой, к своим. 70 км от окружной. Я старалась не думать о нем в эти выходные. Тем более, не представлять, как он ТАМ.

«ЗАЧЕМ это всё?» – терзала я себя вопросом. И задавала в очередной раз этот вопрос ему. А он просто смотрел на меня счастливыми глазами:
– Ну зачем мучить себя вопросами? Не на все вопросы есть вразумительные ответы. Значит, Судьбе зачем-то так надо было.

Он не переставал меня удивлять. Всегда добродушное настроение, никаких обид, претензий. Никогда никого не осуждает и не ищет виноватых. Какая-то легкость, гармония с самим собой и с окружающим миром. Он смотрит в будущее с какой-то радостью и доверяет ему. И я училась тоже так смотреть в будущее. Не надеяться на что-то, не ожидать. А просто радоваться.

А потом приехал от бабушки мой сын. И нам предстояло с ним познакомиться. Вполне уже взрослый мальчишка. И придется все говорить, как есть. Что вот… мы вместе... И в то же время не вместе. Дурацкая ситуация.

Но все оказалось гораздо проще. Они вполне нашли взаимопонимание. Сидим ужинаем. Сын смотрит на наши поглупевшие от счастья рожицы и изредка что-нибудь комментирует. Я жую и жалуюсь тарелке:
– А Сашка над нами почему-то хитренько хихикает.
– Ну что ты! Что ты!?! – отвечает сын. – И в мыслях у меня не было хихикать!
– Саша, ты не смотри, что мы такие глупые. Нет, в самом деле, мы очень умные! И серьезные-серьезные! И вообще, мы хорошие.
– Вижу, – улыбается вредное создание. – Все с вами ясно.

Праздники у нас праздновались по несколько раз. Сначала мы празднуем вместе. Потом – раздельно. А потом еще может нечаянно и спонтанно оказаться праздник. Как говорил Мюнхгаузен в фильме: «Сегодня у нас по расписанию – подвиг».

Он заезжал за мной после работы, и нечаянно покупал конфеты, цветы и море фруктов. Сегодня у нас по расписанию праздник. Просто так. Будни и быт почему-то совершенно не съедали праздника. Он приходил каждый день с работы – будто мы не виделись недели две. Прошло полгода, и он переселился ко мне. С компьютером и вещами. Почти совсем переселился. Кроме выходных, дней рождений...

И еще Новый Год... Он тоже, конечно, был раздельно... Так же, как и наши отпуска.

Байдарка неслышно скользит по отражениям в воде, по солнечным бликам. Трогаю рукой воду. Стрекоза осторожно присела на нос лодки. Не хочется нарушать эту тишину. Тихонько пищит мобильник. Откапываю его из глубин рюкзака.
– Ой... А я слышу всплески весла. Слышно, как водичка плещет. Как это тебе удается? Одним ухом со мной разговариваешь, а другим весло держишь?
– Угу. Именно ухом. А еще я поцарапанная и покусанная комарами. Домой принимают поцарапанных и покусанных?

А потом были другие байдарки и другие реки. Но уже без меня. Теперь наоборот, уже мне мобильник рассказывал про комаров и про дождь…
– А я на пригорочек взобрался. Чтобы связь была. А тут, оказывается, кусты малины. Вот сижу в кустах. Хочешь малины? Подставляй ладошку. А еще я побитый дождем и градом. Мы были на самой середине озера, и хлынул ливень с градом. Домой принимают побитых и соскученных?

Поссориться с ним совершенно невозможно. Столько раз, устав от дурацкой неопределенности и непонятности ситуации, в его отсутствие я была такой решительной и собиралась сказать ему столько фраз! Разных и окончательных... А потом приходил он, и радость у него казалось, вылезает из ушей...
Одного взгляда на это светящееся создание было достаточно, чтобы напрочь забыть половину фраз. Иногда я начинала даже говорить что-нибудь сердитое. А он смотрел на меня, улыбался и, кажется, не слышал обидных слов.
– Ты ругачая? Да? Ну, ты же не умеешь сердиться... я же так соскучился.

И моя физиономия сама расплывалась в предательской улыбке, совершенно отказываясь быть сердитой и грозной.

Прошел год. Он сменил работу и уехал из Москвы. Видеться мы стали пару раз в неделю, иногда и того реже. Стало совсем тяжко. Но все же мы были вместе. Он срывался с работы и из дому, 70 км до окружной, и через весь город еще километров 40 в бесконечных вечерних пробках.

Какими путями ему удавалось это осуществлять? Удрать сразу и с работы, и из дому на пару дней. «Да. Вот какие трудности подстерегают. Просто ужас», – он изображал скорбное выражение.
– А у нас стабильная неопределенность? Или неопределенная стабильность? – спрашиваю, ехидничая.
– У нас давным-давно самая определенная определенность!
(Ну, понятное дело, что же еще можно ответить.)
В такой определенной определенности прошел еще год.

Подстригаю сына. Вдруг – ключик в двери. Неожиданный сюрприз. Я иду в прихожую встречать сюрприз, потом возвращаюсь к Сашке.
– Я, конечно, понимаю, что счастье не имеет границ... но ты меня хоть достриги, ладно?
– Ладно, ладно. Не будешь умничать, может, и достригу.

И мы опять ужинаем втроем, и опять на кухне горит свечка. Сашка приносит фотоаппарат и щелкает нас. И даже фотография потом получается все в том же облаке нежности.

Приближается вторая годовщина со дня получения тех нескольких электронных строчек. У меня не было в жизни более счастливого периода. Эти два года не с чем даже сравнить.

«Не прирастать душой... Не ждать... Не зависеть», – как школьное упражнение, повторяю я. Какие там глаголы даются в этом правиле?

«Терпеть, вертеть, обидеть,
зависеть, ненавидеть...»

Нет. Неправильное правило. Не те глаголы. Да и не получится у меня ненавидеть. Даже если нам предстоит расстаться. Остается только благодарить Судьбу, что этот период был. Пусть все идет, как идет. Время – оно мудрое. Все расставит по местам.